Руки чешутся

Руки чешутся что-нибудь написать, но опять я все откладываю. Мне не хочется терять силы, ни каплю сил. 3 часа сна в сутки, я жутко устал. А еще эта ролевая, которой меня тресут. Надо сделать третью серию, но я опять все откладываю.
Сегодня холодно, я так хочу возвращение зимы.
Надо поменять входную дверь.

@темы: обыденность

---

Сердце

Глава 1
С чего начались мои необычные приключения, я и сам не могу взять в толк.

Однажды, как обычно, я проснулся и почувствовал, как в животе, словно что-то загудело. Этот неожиданный гул тут же передался и моим ушам и в такт желудку они тоже загудели так, что мне пришлось несколько раз покрутить головой и помассировать затекшую шею. И вот тогда я испытал чувство падения, в прямом смысле, мне казалось я лечу вниз головой с высокой горы, а ветер, вместо того, чтобы подхватить меня и посадить на безопасное место, толкает меня вниз еще больше.

Определенно, что-то неприятное должно произойти, и вот с такими мучающими меня мыслями я поплелся в ванную. И даже в этот раз не ощутил теплоту ворсинок, обволакивающих мою кожу, щекочущих пальцы внутри любимых тапочек. Достав зубную щетку из стеклянного стаканчика, я сделал то, что делал каждое утро. Я вынул свое сердце. И тут-то меня пригвоздил к кафелю почти осязаемый ужас. Я сел на край ванны и затих. Мое сердце только вчера – розово красное и совершенно здоровое – оказалось черным куском обсидиана, живой трепещущей черной субстанцией какого-то непонятного мяса. Я попробовал понюхать это «вещество» (так я и буду впоследствии его называть). Но пахло оно как обычно, как и должно пахнуть здоровое сердце.

Немного успокоившись, я перекинул вещество в левую руку и взглянул в зеркало. Отражение моего унылого и несколько бледного лица болезненно контрастировало с зажатым в ладони веществом. Хм, но выгляжу я довольно стильно, - хмыкнул я, и, поднеся вещество к черной плитке, попытался распознать, что же чернее. Но плитка выиграла, потому что приятно отражала мою неоновую люстру. Вздохнув, я убрал сердце обратно в грудную клетку и начал нехитрые приготовления к началу нового дня.

Сжевав пару бутербродов, сетовал, что никогда не ел устриц, а ведь я их очень люблю. И тут меня осенила догадка, так ведь сегодня 12 сентября, и может в этот именно день, все будет по другому, совершенно по новому. И возможно, мне удастся завтракать с сегодняшнего дня устрицами, а не сухими бутербродами.

Ехал я обычно в 142 троллейбусе, на самом заднем сиденье у окна, мое любимое место, честно сказать. Мне нравилось, как колесо подо мной подпрыгивало на мелких камушках, а однажды мне показалось, что оно проехало по стеклу. Я физически ощутил, как оно разбилось на маленькие осколки, густо усыпав асфальт, и потом оно отражалось на солнце тысячей искр. Если бы я был женщиной, то это колесо могло быть мужчиной, но все сложилось иначе. Я – мужчина и мое сердце чернее самой черной космической дыры. К тому же мой последний любовный опыт закончился не удачно.

Именно в этом троллейбусе я повстречал тоненькую выжженную работой Зину. Из ее сумочки торчал край фольги, завернутой в рулон. Обожженность Зины и этот блестящий рулон так сильно подействовали на меня, что я в ту же минуту понял, как влюблен окончательно. Но в последствии выяснилось, что фольгу она везла своему бывшему мужу, а вовсе не себе. И поэтому любовь умерла на смятых подушках быстро и безнадежно. Я уронил несколько слез на руки Зины, оплакивая свои чувства, но она ничего не сказала. Лишь только посмотрела на меня и со вздохом намазала губы помидорной помадой, как-то холодно и отрешенно.

В институте меня встретило несколько улыбающихся коллег, мы пожали друг другу руки. Лица у них блестели тихим счастьем. И я в тайне давился от зависти, ведь у них определенно сердца не почерневшие. И на вид они здоровые и опрятные, будто вчера купленные и привезенные из Икеи.

Я скучал, и от скуки хотел было вытащить вещество, но вовремя опомнившись, начал тарабанить пальцами по столу. Неподалеку Виктор с Игорем забавлялись и перекидывали свои почки друг другу, я улыбнулся и отвернулся к окну. Дети мы, а не те великовозрастные дяденьки и тетеньки, которых мы старательно обучали экономии физических ресурсов.

Вчера моя студентка Светлана заложила в ломбарде сердце, и никак не могла его выкупить, всю свою стипендию она пропивала в сомнительных клубах. И мне пришлось подкинуть ей часть своей зарплаты. Ведь не дай бог, в ломбарде ей могли подсунуть даже не ее сердце, а чье-нибудь другое, по ошибке.

Я так и продолжал сидеть. Зная, что моя пара сейчас прошла на половину, а я даже не вышел из кабинета, думал и дремал в одно и тоже время. Мне представлялось, как я пойду к доктору и по большому секрету покажу ему вещество, а возможно меня упекут в закрытое медицинское учреждение, и будут проводить на мне опыты. Как мне этого не хотелось, я ждал чьего-то дружеского звонка и наконец, он произошел.

Глава 2
На другом конце провода раздались дребезжащие звуки, как будто по ним проехал тяжелый поезд с горящей красной звездой. Через несколько секунд, я услышал тихий голос, похожий на шепот:

- Найди меня.

- Алло, - я пытался хоть что-нибудь разобрать, но поезд основательно заглушал голос в трубке, и поэтому я успел только выдохнуть:

- Кто ты?

- Море – ответило нечто с другого конца вселенной.

Море? Я испуганно огляделся, но вокруг никого не было, я тихо зашептал, прижав трубку к губам:

- Где тебя искать?

Но в телефоне раздались короткие гудки, я разочарованно уставился на немой аппарат и задумался. Море... что это может значить? Я никогда не видел море раньше. Какое оно? У него есть сердце? Может, у него ничего нет. В общем, бред какой-то.

Я устало взял шляпу со стола, портфель, и, закутавшись в плащ, вышел на улицу. По дороге мне встретился седой в засаленной одежде старичок, когда он проходил мимо меня, то хитро стрельнув глазками, произнес: Море. Я аж подскочил, ну что за наваждение. Опять это слово «море».

Ужинал я в компании Марии Семеновны, нашей бывшей заведующей кафедрой. Ее облик действовал успокаивающе, и даже как-то мягко давил на мое сознание. Необъятные бедра и манящий взгляд, в глубине ее глаз плескались и танцевали зловещие огоньки, и в какой-то момент они меня загипнотизировали. Были ли она моей любовницей, да, если наши отношения можно назвать любовными. В постели я выполнял обычную мужскую функцию, а Мария Семеновна – свою в недрах моего дома, гладила и штопала костюмы, стирала белье и носки. В какой-то мере Мария Семеновна была одновременно и матерью и женой. Но любви я не чувствовал, хотя телеса, прижимающие меня каждый раз к матрасу не вызывали ощущения неприязни. Наоборот, я терялся в них, как в душном лабиринте, и никак не мог найти дорогу к выходу.

Так вот, за ужином я опять ощутил это странное чувство какой-то надвигающейся грозы. А началось все с того, что Мария Семеновна бестактно и нисколько не стесняясь, поглощала мои устрицы, приготовленные на завтрак. Я с сожалением смотрел, как она зловеще хрустела осколками раковины, пробуя их на зуб. Она не умеет есть даже устрицы, а все равно уплетает их одну за другой. Я в первый раз почувствовал отторжение от этой женщины. Чтобы как-то сгладить возникшую неловкость, я поведал ей о таинственном звонке и слове «море».
Но бессердечная Мария Семеновна, запрокинув назад кудрявую голову, захохотала.

- Ха ха ха.

Я закрыл уши руками и отвернулся, но ее смех все равно продолжал неприятно колоть ушные перепонки. Заметив, что я обиделся, она вытерла красный рот салфеткой и нежно взяв меня за подбородок, тихо прошептала:

- Давай поедем на море, кочка, - и снова засмеялась.

- Не называй меня так, я не кочка, а Тимофей Арсеньевич!

- Ну, ведь, ты и есть та кочка, о которую я споткнулась в гардеробной.

Я некоторое время наблюдал, как ее груди колышутся от нового приступа смеха, и чувствовал нарастающий гнев. Хотя она была права, в тот злополучный день я уронил пуговицу от пиджака и безрезультатно искал ее на полу. И неизвестно откуда взявшаяся заведующая кафедрой споткнувшись о мое тело, ловко упала в мои объятья со словами – как же долго я тебя ждала.

Иногда, чтобы особенно меня позлить Мария Семенна называла меня кочкой. Я дулся и смотрел в тарелку, на которой недавно лежала гора несчастных устриц. Теперь, так и не вытащенные из раковины, они переваривались в желудке моей недолюбовницы...

Глава 3
Среда 18 сентября

В который раз я сидел в кафе «Шоко и Лад» и устало ковырял цезаря. Говорят, что в этом кафе в качестве бонуса постоянным клиентам дают курс шокотерапии, и якобы оборудование для этого курса находится в подвале, под лестницей. Вход в подвал всегда был закрыт, и однажды прислонив ухо к двери, я уловил пару сдавленных стонов. Но больше ничего не услышав, зашагал обратно к своему столику.

Пережевав уже, наверное, сотню цезарей, я считал минуты, когда же мне дадут карточку постоянного клиента. Но проходящие мимо официантки вообще не обращали на меня внимания. Они, только молча, приносили и уносили тарелки. В этой странной своеобразной игре я понимал, не хватает какого-то важного звена. А именно – кодового слова. Много раз я замечал, как люди вокруг говорили друг другу эти самые кодовые слова. Вот только что вошел молодой мужчина с нервозной спутницей и, шепнув что-то подошедшему официанту, был сразу отравлен за лучший столик с лучшей выпивкой. Не иначе, как воспользовался кодовым словом.

Мой доктор, по прозвищу Ки, однажды сказал мне, что я был вырван из прошлого века, грубо и насильственно. Обтекаемый кровью, я родился в этом мире, но напрочь оставил что-то в другом, важное и хрупкое, может, это было знание кодовых слов...

Я громко кашлянул, и, подняв голову, увидел перед собой доктора Ки. Он заговорчески глядел на меня несколько минут и, взяв мою тарелку, вытер ее своим носовым платком.

- Тимофей, ты опоздал, я жду тебя уже 15 минут.

Я открыл было рот, чтобы опровергнуть столь наглую ложь, но вовремя вспомнил, что доктор Ки был чудаком, и часто свои проступки перекладывал на других. Поэтому я только с сожалением пожал плечами и хлебнул горячего кофе.

- Я позвал вас сюда доктор по особо важному делу – стараясь выглядеть серьезно, я даже отстегнул часы и положил их на столик рядом с пепельницей.

Но доктор заигрывал бесконечно с проходящими мимо официантками и никак не хотел слушать меня. Взяв его за рукав, я грозно насупил брови и продолжил:

- Не так давно с моим сердцем что-то случилось.

Заинтересовавшись, Ки глянул на меня с некоторым сомнением, и, выдернув свой рукав спросил:

- Что именно?

Я, тихонечко вытащив сердце, накрыл его вафельным полотенцем и осторожно приподнял край материи. Глаза у доктора загорелись, а щеки вспыхнули, как у девственника на первом свидании. Он заерзал вдруг на стуле и, поддавшись вперед произнес:

- Не иначе, что это тайна, сокрытая от нас небесами.

В гневе я уставился на Ки, меня будто вздернуло от его непонятной витиеватой фразы.

- А человеческим языком?

Ну, - доктор сцепил пальцы замком, - вы сами должны разузнать что это может значить, вы конечно не больны, нет, но черное сердце – это ненормально. И он отпил моего кофе.

Я нервно сглотнул.

- Как же я узнаю что это значит, ведь у меня нет медицинского образования?

Доктор приглушенно хохотнул, и, подмигнув мне, добавил:

- Причем здесь образование, Тимофей. Вот если бы вы имели медицинское образование, то никогда бы не узнали, что значит это ваше черное сердце.

Несколько раз моргнув, я все таки не смог уловить смысла слов, сказанных Ки. Между тем он продолжил:

- Давайте произведем с вами особый обмен, вы мне свое сердце, а я вам статуэтку дикого орла. Статуя из чистой бронзы 18-го века. Досталась мне по наследству от бывшей пациентки.

Мою ногу словно сжало судорогой, посмотрев на доктора гневно, я вышел из кафе даже не попрощавшись. Хотя статуэтка в виде орла удачно дополнила бы мой дикарский интерьер.

Глава 4
Прогуливаясь по парку, я ловил солнечных зайчиков и прятал их в глубине своей шляпы. Они смеялись и пытались выпрыгнуть, но я упорно заталкивал их внутрь. Вот мой сосед Кравец Антон Павлович умел жонглировать солнечными зайчиками, и часто приходящим гостям раздавал их в качестве маленьких гостинцев. Понравился ты Антону Павловичу – получай зайчика, не понравился – уходишь с пустыми руками. Правда мне пришлось отвергнуть его подарок, так как зайчик то был определенно б/ушный, а не новый, и в некоторых местах потускнел. Видимо, он жонглировал им довольно часто, и не дай бог, использовал и вовсе в качестве обезболивающего, втирая в висок.

В общем, сегодня произошел со мной случай, который немного продвинул меня к разгадке сущности вещества.

Шел я значит в приподнятом настроении, весело улыбаясь прохожим, но снова это чувство, будто я целиком проглотил чужую мочалку, не давало покоя. И чтобы как-то успокоить свои внутренние ощущения, я сел на ближайшую свободную скамью. Иногда мне очень хотелось, до страшного зуда, достать вещество и посмотреть на реакцию окружающих, но из здравых соображений вовремя останавливал себя.

Так вот неподалеку я невзначай услышал:

- Товарищ, возьмите, пожалуйста, мой билет.

Я опешил и рядом с собой узрел таки свежего молодого юнца. Он полулежал на скамье, и на фарфоровом лице почти с мольбой на меня смотрели пронзительно синие глаза, будто туда капнули синей тушью. Парень на вид был хрупким и будто обмороженным. Как странно, ведь на улице светило яркое солнце, а губы юнца походили на две трогательные льдинки. Я привстал от удивления и только сейчас заметил в руке парня смятую грязную бумажку. Осторожно взяв ее, на ней было выведено старательно детским почерком: Билет на 356 автобус.

Я обомлел.

- Вы должны сесть на этот автобус вместо меня, - чуть слышно выдохнул замороженный.

Я взял в ладони его лицо, но даже от этого прикосновения, оно покрылось множеством трещин, и в один миг разлетелось в моих руках на тысячу осколков. Только глаза замерли на моих ладонях, и все также безмолвно молили, но и они растаяли спустя минуту и потекли вниз по коже, словно дорожка от чьего-то ледяного языка.

Я вытащил зайчика из шляпы и бросил на образовавшуюся лужу от замороженного. Он весело сделал несколько кругов и унесся куда-то в сторону, а может, полетел к квартире Антона Павловича...

В итоге, заняв карту у стеснительного водителя такси, я обшарил буквально все общественные автобусные остановки, но ни одна из них не оказалась подходящей... 358, 563, 635 и далее по непонятному геометрическому ритму, но той самой нужной остановки не было. Мне стало грустно, от чего-то до боли в легких захотелось плюнуть кому-нибудь в портфель или уронить кляксу в карман, но я опять таки сдержал себя.

Возвращался я домой, когда унылая луна смотрела в спину. Она пела мне о нежных, пахнущих моими выглаженными рубашками, кудряшках Марии Семенны. Но после недавней нашей встречи, я решил повременить со своими мужскими обязанностями. И пружины обездоленного матраса застыли на неопределенное время.

Глава 5
Я шел и впереди, будто сквозь засаленное окно видел одиноко стоящей фонарь. Но вот что необычно, он не приближался, а как будто отдалялся от меня. Потерев макушку, я решил добежать до него и убедиться на месте в столь необычной галлюцинации. Но, даже припустившись, что есть дух, не мог добежать до него. Он дразнил издалека тускловатым светом, и напоминал мне убегающую нимфу, в мокрых мерцающих одеждах. Наконец, устав бесконечно, я вытащил билет и зачем то погрозил им в темноту со словами:

- Но у меня же есть билет!

Как тут, все остановилось, я оказался рядом с фонарем, и, прислонившись к нему, попытался отдышаться. Магия, не иначе. В следующий момент, я зачем то выставил руку с билетом вперед , и почти потребовал:

- Мне нужно сесть в 356 автобус!

Как оказалось, это сработало. Тяжелый, с облупившейся краской транспорт, как будто виляя или танцуя, плыл ко мне, мигая то правой, то левой фарой. Остановившись возле меня, он слегка хмыкнул. От чего я тут же чуть не сел на асфальт, но открывшиеся передо мной двери быстро заставили меня заскочить внутрь. А мало ли, вдруг билет фальшивый... И я останусь возле фонаря один.

В автобусе почти не было пассажиров, кроме одной усатой женщины и двух мужчин с визгливыми пуделями. Я сел сзади этой женщины, пытаясь выглядеть на фоне этого общества бывалым путешественником. Но женщина меня нисколько не замечала, а ее усы иногда раздражительно подергивались от визга неугомонных собачек. Краем глаза я уловил, как они скалили мордочки и плотоядно взирали на мои носки. Поэтому я спрятал ноги как можно глубже под сиденье. И затянул молитву про себя.

Мне казалось, что я еду в никуда, или когда приеду, это окажется обычное куда. А что лучше, приехать в обычное куда или в никуда, все же, по сути это одно и тоже, никуда это и есть обычное куда. Потому что если часто использовать обычное куда, оно в итоге исчезнет, и превратится в никуда. С такими мыслями я и ехал, разглядывая в окнах одетые в вечерние тени дома и улицы. Поборов робость, я все же спросил у сидящей впереди дамы:

- А вы не знаете, куда собственно мы едем?

На что ее усы нервно вздрогнули, и грубо отрезали, хотя из за темноты в салоне, возможно, я что-то перепутал.

- Все едут только в одно место. В клуб.

- В какой еще клуб? А там что море?

Но тут, автобус остановился, и усы на меня грозно шикнули, от чего я будто проглотил язык и растерянно огляделся на пуделей.

Но они ведомые своими хозяевами спускались по ступенькам на улицу, женщина сидела, не шелохнувшись, и я не дожидаясь, когда она поднимется, выпрыгнул из автобуса.

- Подождите, помогите мне! – услышал я настойчивый голос.

При выходе из автобуса, женщина в буквальном смысле застряла в дверях, и даже усы, пытавшиеся вытолкнуть ее, бессильно повисли на плечах.

Я взял ручку дамы, и с усилием вытянул ее на свежий воздух. Как только она оказалась на свободе, то тут же поправила усы, подняла юбку, осмотрев себя со всех сторон.

Ах, дюймовочка, а все из-за самовнушения – поведала она интимным тоном, и хлестнула меня своими вспотевшими усами. Прижав руки к не-человечески проволочной талии, она легкой походкой зашагала в открывшуюся передо мной темноту.

- Ах да, - донесся до меня ее затихающий голос, - если вас вдруг не пропустят в клуб, скажите, что вы парикмахер Лизаветы Илоновны.

Я неожиданно сглотнул, чувствуя как испаряются капельки пота на лбу. И шагнул вслед за усатой дамой в темное никуда.

Глава 6
Под странной неоновой вывеской «Саратов» я и узрел вход в клуб. Несколько тощих громил хотели было загородить мне дорогу, но я, как и посоветовала усатая спутница, буквально прокаркал в их каменно-подобные лица, что я парикмахер Лизаветы Илоновны. Далее, протиснувшись меж ними без особых усилий, я оказался внутри.

Пахло горчицей. За окнами брезжил рассвет, или занавески у них были под цвет рассвета, точно не смог разглядеть. За многочисленными столиками отдыхало порядка двадцати человек. Неподалеку играла ненавязчивая мелодия из фильма моего детства, правда название улетучилось из памяти. Я растерянно застыл посреди зала, но подскочившая вовремя официантка подтолкнула меня к столику в углу комнаты. Я сел на индийские подушки, заляпанные невесть, каким блюдом и раскрыл меню.

- Сердце по эржелонски
- Чай угревой обернутый
- Смятка в яйце
- Напиток «не дай себе иссохнуть»
- Неперевариваемое лакомство

Моего любимого цезаря я так и не нашел. Но решившись попробовать напиток, я подозвал официантку и заказал один стаканчик. Она немного развязно улыбнулась и мигом простыла след. Присмотревшись к окружающим, я заметил лысеющего мужчину через столик напротив меня. Он что-то странное и трепещущее макал в широкий бокал и усердно приговаривал шепотом одну и ту же фразу. Только вот какую, мне послышалось он говорил – придумай, или, надумай, а может, передумай. Уставившись на странный ритуал лысеющего, я с ужасом осознал, что в бокал он макал не иначе как сердце. Старательно секунда за секундой, с детской непосредственностью, он бултыхал его с настойчивостью тренажера. Затем, внезапно, он вытащил его, положил на чистую салфетку и залпом выпил кроваво-красную жидкость. Довольно крякнув, отер рот рукавом и, заметив меня, молниеносно подсел на соседний стул.

- А вы тут новенький я вижу – начал он разговор, пьяно щекоча взглядом.

- И сразу видно, что у вас нет медицинского образования, таким тут нельзя находиться.

Я открыл было рот, чтобы как-то возразить, ведь нельзя же так сразу угадать два немаловажных пункта в моей биографии.

- Откуда вы знаете? – недоверчиво я вздернул подбородок.

- Ну, это сразу понятно, даже по тому, как вы держите меню. Новенькие всегда держат меню двумя руками. А не имеющие медицинского образования, тут вообще не появляются.

- А что это вы пили гражданин?

- Ну, это особый напиток заведения «Не дай себе иссохнуть», вообще, его пьют только один раз, когда он может указать дорогу в некоторое тайное куда, но многие, подсаживаются на его действие, и уже не могут найти дорогу даже в банальное никуда, а про тайное и вовсе забывают. Вот, например, я, не могу найти дорогу домой. Только встаю из за стола и тут же забываю, куда идти, и сажусь обратно, пью напиток в надежде, что мне откроется мое тайное куда.

Я с сожалением слушал исповедь лысеющего, и мне от чего-то захотелось помочь ему найти дорогу хотя бы в самое обычное никуда. Я решил, что выйдя из клуба, обязательно прихвачу с собой этого господина.

- А как же вас зовут – осторожно добавил я, выудив паузу между его грустными излияниями.

- Незнаю, - грустно прохрипел собеседник.

Незнаю, - попробовал на вкус я имя нового знакомого и нашел его очень даже лиричным и что самое удивительное, ни у кого из моих знакомых не было такого имени.

- А вдруг, мы сможем вместе отыскать это тайное куда? – тихо шепнул я ему.

Но гражданин уже спал, размазывая слюнявые пузыри о скатерть. Официантка принесла напиток и брезгливо уставилась на спящего Незнаю. А во мне родилась одна мысль, я оторвал кусочек фартука у податливой официантки и написал на нем записку:

Столешников переулок, дом 23, кв 48. Жду тебя. Кочка.

Мне было совестно назвать себя Тимофеем, ведь это звучало как-то неуместно рядом с именем Незнаю. И я подписался прозвищем, которое уже не казалось мне насмешкой Марии Семеновны. Положив записку под бокал, я осторожно выбрался из-за столика и решил выйти на улицу. Возможно, билет действительно оказался настоящем, но автобус – фальшивый. Таинственное никуда и море, остались в непреодолимой стороне, а терять время не хотелось.

Буквально перед самым выходом меня зацепила длинным веером дама с усами. Как позже я понял, она, и была Лизаветой Илоновной. Нежно усадив меня в глубине своего будуара, она бесстыдно начала накручивать усы горящей плойкой. И я настолько застеснялся этого зрелища, что тут же решил испробовать все свои мужские функции, лишь бы не видеть подрагивающих усов.

Как никогда в жизни, лабиринт Лизаветы не казался душным и тесным, как у Марии Семенны, а, наоборот, в нем я чувствовал невиданное головокружение от переполнявших меня частей нарумяненного женского тела. И обессилев от прогулок по лабиринту, я счастливо заснул, заботливо накрытый Лизаветеным веером.

Глава 7
Разбудил меня жалобный шамкающий голос. Поднявшись, я заметил маленькую серую старушенцию, она была при полном обмундировании начиная с пальто и заканчивая чуть дырявой шляпкой.

- Вам пора отъехать, – траурным голосом выдавила женщина.

- А где же Лизавета Илоновна? – в поисках Лизаветы я напрасно оглядывался, кроме большого, размером с шезлонг веера, в комнате не было даже частиц от ее пудры.

Я разочарованно сглотнул.

- Сказала, что автобус ходит раз в сутки, и вас должно быть ждут дома.

- Кто ждет? – удивился я.

- Не знаю.

И больше я от нее ничего не услышал. Днем клуб оказался всего лишь обшарпанным канцелярским учреждением, и за столиками вместо посетителей сидели наманекененные женщины, печатающие в позе богомола длиннющие тексты. На одном из листов я заметил фразу из меню «неперевариваемое лакомство», и хотел было задать вопрос. Но передумав, понуро зашагал рядом со старушенцией.

- Зовите меня Криля – нарушила она молчание и села на лавку в ожидании автобуса.

- Криля?

- Кристина Ляопольдовна, - уточнила она.

Я уже ничему не мог удивляться, и согласно кивнул. Пусть будет Криля.

- А вы бледны, уж не болеете чем?

И она на всякий случай отодвинулась на край лавки.

- У меня черное сердце, - сказал я вдруг, злясь на себя и, особенно на Крилю, что по сути дела имела прямое отношение к Лизавете.

- Не верю, покажите – заинтересованно потребовала старушка.

И я не долго думая, вытащил на свет вещество. Она некоторое время рассматривала его под разными углами и даже пару раз попросила меня присесть и подпрыгнуть, правда, не знаю зачем.

- А у вас правда черное сердце, - она грустно улыбнулась. И сняла шляпку. По ее движениям я понял, что она хочет поведать мне что-то важное.

- Однажды, в определенный день, я заметила, что у меня тоже черное сердце. Просто вдруг вытащила из груди - а оно черно. Тогда мне приснился сон, что я непременно должна найти море. И вот, многие годы я искала, шарила вокруг себя, в своем окружении тех, кто мог бы мне рассказать о море. И в итоге, купив билет в Сочи, я оказалась там, у моря. Но, несчастье поразило меня, когда я узнала, что у меня не черное сердце, а вообще даже не сердце вовсе, а грудинка фазана. Оказывается, я по какому-то злому умыслу, думала, что ношу в себе мое собственное сердце, а оно оказалось чужой грудинкой. А мое... мое... - и она несколько раз всхлипнула, утирая слезы краем моего плаща, - лежало на блюде в холодильнике вместо грудинки фазана. Это несправедливо! - безутешно сетовала Криля. В который раз я чувствовал волны чужой боли, они окатили меня со всех сторон и теперь высыхали на солнце вместе со слезами старушенции.

- Но позвольте, как же вы не заметили, что это грудинка фазана?

- Я и сама не знаю, - вдруг хохотнула Криля, - но явственно видела перед собой черное сердце, точно такое же, как у вас. И только окунув его в море, вытащила грудинку фазана, - и она снова залилась слезами.

- Мне кажется я знаю в чем тут ошибка, возможно, это было не настоящее море!

Криля почему то с какой-то злобой посмотрела на меня, и надула губы.

- Ничего вы не понимаете! Оно было настоящим! Это вам не билет на автобус, его нельзя подделать.

Я разочарованно замолк, мои попытки сгладить ее боль оказались безуспешными. К тому же, временами, в Криле каким-то образом проглядывала Лизавета Илоновна. Правда на секунду, она будто глянула из глаз Крили и помахала мне рукой. Я несколько раз моргнул, и заметил подъезжающий автобус.

- Вот что я вам скажу, купите билет до Сочи, и там найдете море. Далее старушка подставила подножку автобусу и он затормозил.

- Удачи.

- Спасибо, Кристина Лео..Ляопольдовна.

И она мне улыбнулась, ее улыбка распустилась, как первый подснежник, несмотря на морщины, ползающие муравьями по лицу.

Я сел на сиденье, и закрыв глаза, провалился в сон.

Глава 8
Купив билет, и одев отутюженную Марией Семенной рубашку, я стоял на вокзале в ожидании поезда. Мария Семенна старательно измазала воротник губной помадой, и прокусила его в нескольких местах.

- Смотри у меня кочка, это будет символ нашего единения - и обдав меня порцией ягодных духов, легонько шлепнула грудью по голове.

Не дай бог, узнала про Елизавету Илоновну - побледнел я, однако ж, вытащив длинный волос из кармана брюк, почему то решила, что это не усы, а конский хвост. И радостно взвизгнув тут же повисла на моей шее, вместо со всем своим скарбом и женскими обязанностями.

Очевидно ей почудилось, что я учился кататься на лошадях.

Но доктор Ки, заглянувший ко мне поздно вечером, заверил ее, что это был некоторый сексуальный таракан. Вот ведь чудаковатый доктор.

Так вот значит сегодня, я в ожидании курил на платформе. И подъехавший поезд издал такой резкий гудок, что я выронил целую пачку на перрон, но спуститься вниз мне не дали. Толпа галдящих разношерстных людей подхватила меня и увлекла к грузной и немного вульгарной проводнице.

- А вы товарищ, должны встать в самом конце.

Я гневно уставился на нее, но чувствуя как дымится плащ от ее острого взгляда, подошел к самому концу очереди.

- Товарищ с апельсинами, сюда, проходите. - выудила она из толпы высоченного похожего на тростник мужчину.

В пакете была старательно вырезана небольшая дырка, и ловко засунув руку, проводница вытащила несколько апельсинов и спрятала их в карман. Как оказалось позже, сам билет был приложением к чему-то сладкому, острому, соленому. Чего я не имел. Что за досада, подумалось мне, как же меня теперь пропустят в купе.

Но неожиданно, стоящий передо мной мужчина, выскользнул из толпы и ничего не стесняясь прошел мимо проводницы в вагон. Я тут же начал трясти стоящего спереди мужичка:

- Вы видели, этот человек ничего не показал, и билета у него нет, и даже косточки от апельсина.

- Ничего я не видел, успокойтесь, какой такой человек?

Я закусил губу, возможно тот незнакомец умел передавать кодовые слова мысленно, и послав их проводнице смог просочиться внутрь.

Сердобольный мужчина сунул мне кислую прошлогоднюю конфету и подтолкнул к проводнице.
Она скептически оглядела меня с ног до головы, и отняв конфету, разорвала билет пополам. Так я и очутился в поезде. Кое как протискиваясь между пассажирами и внушительных размеров багажом, я залез в купе и закрыл дверь. Обернувшись, я в полном изумлении узрел того самого незнакомца без билета. Он уютно расположив свои костюмы на моей постели, попивал чаек и закушивал лимоном.

- Здравствуйте, гражданин - протянул я руку. Но он уставился на меня в полнейшем удивлении.

- Как это так? Вы меня видите? - и он для убедительности провел руками по моему телу.

- Конечно вижу, отчего вас не видеть?

Ответив рукопожатием незнакомец преследовал меня из угла купе назойливым взглядом.

- Так ведь никто ж меня не видит обычно, к тому же это совершенно бестактно с вашей стороны меня видеть - возразил он с возмущением.

- Почему никто?

- Потому что я так захотел, поэтому меня не замечают.

- Вот ведь шутки придумали, зачем вам это?

Мужчина расположился по удобнее, и приоткрыв мой рот тонкими пальцами положил туда свой недоеденный лимон.

- Вы покушайте, а я вам вот что скажу, ведь это очень удобно.

Я давился лимоном и заинтересованно внимал речам гражданина.

- Меня зовут Некифир, а в простонародье Невидимка.

- Мм, - промычал я неопределенно в пустоту.

Однажды, когда я стоял в очереди в магазин, странные мысли одолевали меня. И я понял, что не хочу быть таким как все. Надоело стоять в очереди, к тому же мне постоянно наступают на ноги, вот поверьте, якобы случайно. Или предположим, некто может ткнуть меня торчащим из авоськи батоном прямо в нос. И даже не извинится. Как будто так и должно быть. Каждый день, люди чем-нибудь протыкали меня, задевали, танцевали на моих ногах и вообще вели себя крайне невоспитанно. И в конце концов, я решил исчезнуть. Просто перестать существовать я не мог, и одел на себя образ Невидимки. Вы знаете, как это подействовало на окружающих. Теперь, они обходили меня стороной, и в очереди я мог в любой момент подойти к кассе первым и купить все что нужно. Вот так уже десять лет я - Невидимка. И главное, никто не докучает меня разговорами, ни жена, ни соседи. Они просто не замечают моего присутствия.

В этом рассказе Невидимки, я уловил долю грусти.

- Ну как же, рано или поздно, вам захочется, чтобы вас видели.

- Может и бывают минуты слабости, но главное не сойти с намеченного пути. Как только я перестану быть Невидимкой, меня тут же затыкают и затрут разношерстные якобы люди, как они сами себя называют. Но ведь они не люди, а Нелюди.

Я молчал, не зная что ответить. Лимон пощипывал язык, и немного бесцветный голос гражданина убаюкивал. Поэтому я задремал прямо на его костюмах. Но Невидимка, отчего то долго крутил мой намазанный помадой воротник и тихонечко вздыхал.

Так мы и доехали до Сочи.

Глава 9
Попрощавшись с Невидимым спутником я вышел на вокзале. И ориентируясь по солоноватому запаху отмерших организмов, продолжил поиски моря.

Долгие метания по городу напрочь сожрали все силы. Но я упорно представлял и даже видел перед собой фонарь или убегающую нимфу. И отчаявшись вконец, устало брел по берегу моря, ноги мои заплетались и почти увязали в мокром песке. Но все равно я, не переставая, тащил себя вперед, чтобы положить вещество в прохладные волны. Несколько чаек больно ослепили белизной крыльев, и я зажмурился. В какой-то момент, я осознал, что лежу в аккуратно вырытой лунке, напоминающей фигуру русалки. А я в ней, как моллюск, запутавшийся в волосах.

Собрав всю волю в кулак, я дополз до края моря и припал губами к живительной воде. Омыв лицо и руки, достал сердце и осторожно погрузил его в плещущиеся волны. Минуты тикали, секунды бежали, но вытащив сердце наружу, не заметил каких-либо изменений. Оно было все так же черно, только теперь блестело на солнце ленивым тюленем. Я бессильно опустил в воду вещество и просидел так несчитанное количество бесконечностей. Но ничего не происходило. Отчаявшись совсем, я лег на берег и бросил сердце на песок.

Внезапно, услышав взмах крыльев, я поднял голову и узрел поистине жестокую картину. Несколько виденных мной ранее чаек сели возле вещества и собрались опробовать его на вкус. Я замер, в нерешительности, и что-то словно останавливало меня. В самый неподходящий момент, я вспомнил безутешную Крилю, которая сетовала о напрасных поисках моря, и у нее не было черного сердца. И только море могло указать мне путь к тайному куда. Поэтому, я продолжал лежать и наблюдать, как чайки постепенно растаскали вещество на куски, и усердно склевали его. Боли я не чувствовал. Но у меня потекли слезы, когда я увидел, как одна чайка принесла кусок вещества - другой, умирающей застывшей чайке, лежащей в неправильной сломанной позе возле берега. Я наблюдал, как неподвижная чайка, поклевав моего вещества, уже не казалось такой безнадежной. Возможно, она поправится, и сможет улететь. Я думал, что дал этой чайке способность к полету, к тому, чего я был лишен навсегда. И вдруг меня поразила мысль, а может чайки едят только черное сердце, иначе они умирают от истощения. Определенно, такие чайки не едят ничего другого.

Значит, я должен умереть, позволив жить им. Вот какое мое настоящее тайное куда. Я не чувствовал грусти, и ждал, когда на море упадет ночь, и мое тело перестанет существовать. И внезапно, ощутил чье-то присутствие, как будто рядом находился Незнаю. И меня как громом осенило, что наше тайное куда может быть связано одной тайной. Ведь у Незнаю тоже должно быть тайное куда. А значит.. А значит!

И я, оторвав свое тело от песка, пустился из всех сил вперед к билетной кассе поездов.

Быстрее, мелькают и исчезают вечерние зеваки, пробегают мимо целые аллеи и улицы. Успеть заранее! До того, как тайное куда Незнаю перестанет существовать вместе со мной.

Я знал по какому-то божескому провидению, что очутившись дома, меня будет ждать Незнаю, сидя на кухне и макая в чай свое сердце, и мое тоже. Потому что это и есть его тайное куда, и у нас будет одно сердце на двоих… Главное успеть.